– Гой еси, молодой боярский сын, – раздался вблизи негромкий девичий голосок.

Искра поспешно сморгнул, вскинул ресницы – и увидел хромоножку, стоявшую возле крылечка. Он поспешно поздоровался:

– И ты здравствуй, Куделька.

– Скоро совсем поправишься, – улыбнулась девушка. – Я уж и не буду нужна…

Искра покраснел и с поспешной горячностью заверил её:

– Ещё как будешь!

Она показалась ему одетой слишком легко для ветреного, хотя и ясного дня. Искра знал, что его привезли в Новый Город еле живого, и, если бы не две лекарки, по-прежнему обитавшие на батюшкином дворе, – скакать бы ему сейчас в светлый Ирий на огнехвостом, дымной шерсти коне. Боярин Пенёк, конечно, готов был чем только возможно отдарить целительниц за спасение сына, но те объяснили, что какой-то давний обет возбранял им принимать богатые подношения. Так и не приняли от Твердислава ни серебра, ни одежд. Зато обрадовались посулу боярина раздобыть для них любые лекарственные снадобья, что летом привезут в Новый Город купцы. Да и то старая ведунья как-то странно смотрела при этом на Искриного отца. Словно сомневалась, возможет ли он своё слово сдержать…

Пока Искра был совсем плох, девичьи руки, касавшиеся его тела в таких местах, которые людям не показывают, словно бы сами собой разумелись и не причиняли стыда. А теперь вот разговаривал с Куделькой и не знал, куда деть глаза. Всё мерещилось, будто она тоже про то только и думает, как созерцала его беспомощную наготу…

В это время подал голос усатый гридень, сидевший поблизости:

– А ты докажи, девка, что с тебя толк есть. Полезай к парню в шубу, погрей, пока снова душа из тела не запросилась. Нешто не жаль молодца?

Могучий воин не прятал широкой усмешки. Искра залился краской и открыл было рот говорить, но Куделька, к его окончательному смущению, приглашение приняла. Хромая, взобралась на крылечко и спокойно подсела к нему в овчинное тепло – как раз со стороны покалеченного бедра. Некоторое время Искра не мог ни о чём думать, кроме как о её колене рядом со своим. Но вдвоём под шубой было действительно уютнее, чем в одиночку, и он посмотрел на Харальда, сидевшего близ князя Вадима, на малом стольце. Всё-таки Харальд Заноза, сын Рагнара конунга, был в Новом Городе самым знатным датчанином. А значит, обязан был присмотреть за тяжбой своего соплеменника. Чтобы никто потом не сказал, будто справедливость была не полна. Или вовсе не совершилась.

Седовласый Эгиль берсерк и другие воины, приехавшие осенью из Роскильде, стояли за спиной молодого вождя. И, конечно, всем сердцем переживали за Волчьего Когтя.

– Жалко датчанина, – неожиданно шепнула Куделька на ухо Искре. – Такой молодой, красивый, и сердце у него чистое…

– Почему жалко?.. – словно очнувшись и заново почувствовав её рядом с собой, удивился Твердятич. – Слышишь, как он своих Богов в свидетели призывает? Люди говорят, у датчан сильные Боги… И обмана не терпят…

Слова юной лекарки показались ему приговором красавцу датчанину, и верить в услышанное не хотелось. А Куделька вдруг содрогнулась, словно от холода, плотнее завернулась в овчину и чуть слышно шепнула ему на ухо:

– Кто я, чтобы предполагать… Но кажется мне, что за нынешним княжьим судом в самом деле присматривают …

И робко подняла глаза к небу, словно ожидая узреть в синеве Лики, склонившиеся над городом. Искра невольно последовал её примеру, но, конечно, ничего не увидел. Или ему просто не дано было увидеть то, что внятно различал её взор?..

– Ну, держись, боярин Замятня Тужирич, – проворчал усатый гридень. – Дело-то и впрямь к полю. Потешимся!..

Искра встрепенулся – знакомое слово «боярин» что-то необъяснимо стронуло в его памяти, ему показалось, будто он близок был к какой-то разгадке, но вот к какой?.. Искра напряг память, но вотще. Едва мелькнувшее ускользнуло бесследно. Зато неведомо почему вспомнилось одно из мгновений редкого просветления, пока его душа колебалась, в каком мире остаться. Вроде бы над ним, лежащим почти без памяти, склоняется хмурый Замятня и протягивает на ладони блестящую красно-золотистую низку: «Вот они. Ты об этих бусах всё говоришь? Хочешь, я их тебе подарю?..» Искра не был уверен, привиделось ему это в бреду или на самом деле случилось. Почему он до сих пор не удосужился спросить об этом Кудельку? Обязательно надо будет спросить… Но не сейчас и не здесь…

Вслух он сказал:

– Конечно, Боги за нами присматривают, иначе как бы мы соблюдали Их Правду! Ты лучше скажи, почему тебе датчанина жалко? Сама говоришь, чист он…

Куделька отвела глаза.

– Потому, что боярин не подсылал… А неправого суда нынче не будет…

– Откуда знаешь?.. – забеспокоился Искра.

Он вроде был уже не настолько слаб, чтобы заглядывать, как положено умирающему, за пределы зримого мира. Но тут уж ему поневоле причудилась над головой Торгейра бело-алая скорбная фата Государыни Смерти!.. И тоже стало жалко красавца датчанина, несколько раз приходившего вместе с Харальдом к нему в горницу. Ибо что-то подсказывало – Куделька не ошибалась. Захотелось вмешаться, спасти обречённого смерти доброго человека. Но как встрянешь в княжеский суд?.. Тем паче когда сами Боги присматривают?.. Да и с чем бы встревать?..

– А ты что же князю в ноги не пала?.. – зашипел он на Кудельку. – Князь бы, может, их помирил…

– А я не падала?.. – обиженным шёпотом отозвалась хромоножка. – Да что я – сама наставница… Послушал нас Вадим Военежич да и приговорил мудрое слово: ступайте, лекарки, отколе пришли. Без вас Матерь Ладу призовём, чтобы правого с виновным рассудила…

– А к Торгейру самому? Чтобы зря не клепал?..

– Датский боярин нас тоже послушал, – невесело усмехнулась Куделька. – И ответил: я, мол, заклял себя, что сюда доберусь и голову Замятни брошу собакам. И теперь уж от клятвы не отступлю…

Между тем Торгейр завершил свою речь, и с добротно вымощенного пятачка перед княжеским престолом раздался резкий и хрипловатый голос Замятни:

– Красно ты говорил, датчанин, но правды в твоём навете – ни на драную беличью шкурку. Никакого одноглазого убийцу я к твоему Хрольву не подсылал!

А один из доверенных воинов, стоявших за спиной у своего вожака, с усмешкой добавил:

– Тайных убийц пускай подсылает немужественный, кто только на других поклёпы горазд возводить. А наш боярин любого обидчика сам убивает!

– Одноглазого?.. – запоздало прислушался Искра.

– Ну да, одноглазого, – покосилась Куделька. – Ты где был-то, пока они говорили?

Молодой Твердятич ощутил пробежавший по телу мороз: ему сразу вспомнился тот человек с повязкой в половину лица, которого они с Харальдом встретили у лесного зимовья. Искра даже посмотрел на сына Лодброка, сидевшего на малом стольце. Лицо у Харальда было непроницаемое. Искра невольно подумал, что вроде бы успел узнать его достаточно близко и хорошо. Уж заметил бы, явись Харальду на ум та же дикая мысль, что и ему… Искра опять перестал слушать речи тяжущихся и долго смотрел на друга, ожидая, не захочет ли тот тайно встретиться с ним взглядами. Не дождался и, тряхнув головой, почти стыдливо решил: да что, в самом деле, такое!.. Каким образом взяться здесь, в новогородском лесу, тому самому человеку, который на другом конце света убил какого-то датского вельможу? Что ему тут делать-то? Если б ещё вправду Замятня его подослал… Так говорит же Куделька – не подсылал… Да и мало ли одноглазых на свете?..